В Монтевидео меня уже товарищ Любарский ждал. С проблемами в Кордове он вообще очень быстро разобрался: в принципе, нанятый немец «все сделал правильно», «неправильной» руда оказалась. То есть с большим процентом магнетита, и он в печи просто восстанавливаться не успевал, так что куски руды просто тонули в чугуне и его портили. Правда немец оказался толковым и сразу же, получив столь паршивый результат, печь выдул, так что к приезду Василия Васильевича домна стояла холодной, но вполне целой. И с горячим дутьем и местной рудой печь прекрасно заработала, а кауперы трудолюбивые аргентинские крестьяне под руководствои полковника Люьарского довольно быстро подняли. Потому что небольшие кауперы они ставили, но и домна сама была маленькой. То есть с моей (и с его) точки зрения маленькой, в восемьдесят кубов всего, но примерно таких в мире вообще большинство было (а в Донецке, как мне поведал Василий Васильевич на обратном пути, бельгийцами ставились чуть ли не самые большие в мире).

За то, что «новые знания» уйдут куда-нибудь в Европу или в США, я, например, вообще не беспокоился: аргентинцы (в особенности тамошние священники) немца пригласили довольно редкого, католического вероисповедания — а на месте ему быстро подсунули замечтальную подругу жизни — так что он стал уже вполне себе семейным идальго и даже ребенка успел завести. А уж условия жизни ему создали такие, что он подобных нигде в мире не обретет — и Любарский даже сказал, что если бы не строгий мой запрет, то он уде начал бы там строить и печь, подобную Донецкой. Ну а я ему в отместку сказал, что мы так срочно домой спешим, чтобы уже через год сделать Донецкие домны не «самыми большими в мире», а разве что «среднего размера»:

— Мне, господин генерал-майор, просто обидно, что в самой большой державе мира печи доменные не самые большие. Опять же, англичан на острове вчетверо против державы Российской меньше, а они уже вдвое против нашего больше чугуна выделывают. А так как рабочих-металлургов у нас острая недостача, то уж лучше печи побольше ставить и тем же коллективом рабочих больше чугуна варить. Я в вас верю, вы сможете печь поставить на двадцать пять тысяч футов… для начала.

— Ну… вы, граф, мне льстите.

— Отнюдь, мне дева Мария сама сказала, что если не Василий Васильевич, то кто еще?

— Дон Алехандро Базилио, мне тут в Америке довольно много людей говорили, что вы с пресвятой девой… говорите часто, советов у нее спрашиваете. Но как сие вообще возможно?

— Хотите сами увидеть? Пойдемте в рубку, она ведь оттуда яхтой моей управляет, там с ней проще поговорить получится. Ну, если все же получится…

— Я… Александр Васильевич, что-то боязно мне.

— А плыть на яхте, коей она правит, не боязно? Идемте. Так, садитесь вот сюда…

Мы зашли в зал управления и я ненадолго задумался: о чем бы железяку спросить? Но и спрашивать не потребовалось, железяка первая начала:

— Atención: se espera tormenta de fuerza cinco que comenzará en quince minutos. Te recomiendo que te abroches el cinturón. (*)

(*) Внимание: ожидается шторм пять баллов, начало через пятнадцать минут. Рекомендую пристегнуться.

— Santísima Virgen María, Vasily Vasilyevich Lbyubarsky está aquí conmigo (**) — ответил я.

(**) Пресвятая дева Мария, здесь со мной Василий Васильевич Лбюбарский

— Ya veo, te aconsejo que te abroches el cinturón. (***)

(***) Я вижу, советую пристегнуться

— Дева Мария, а можно по-русски?

— Ожидается шторм пять баллов, рекомендую пристегнуться. Шторм начнется через пятнадцать минут, ожидаемое время окончания — от двух до трех часов.

— Генерал, быстро в гальюн, а то в шторм тут хоть в штаны облегчайся: трясти будет не по детски. Если Дева предупреждает, то значит, пойдем поперек волн… вы такого еще не испытывали, так что послушайте моего совета. Только побыстрее, я за вами буду…

— Но вы… яхта ваша, вы идите первым.

— Я начало шторма переживу, не впервой, а вот вы… давайте, не задерживайте очередь.

— Какую очередь?

— Короткую, из одного меня — но все равно поспешите…

У меня было желание заставить железяку сказать что-то подбадривающее Василия Васильевича, но ему и услышанного хватило — тем более что он в качестве «средства от укачивания» захватил бутылочку белого рома, так что последующие три часа мы мило беседовали на тему строительства будущей домны. И ему очень понравилась идея изготавливать оболочку домны из стали — в принципе понравилась, в детали мы все же не углублялись, так как я его предупредил, что в металлургии практически не разбираюсь. А через три часа мы пришли в Рио (шторм при этом даже и не думал заканчиваться), я отправился договариваться насчет дозаправки баков, а товарищ Любарский продолжил дозаправку собственного организма. И о том, что на самом деле шторм закончился, когда мы уже к Ресефи приближались, он и не узнал…

Еще во время этой поездки я успел внимательно пообщаться с Ларраньягой, и мы углубленно поговорили на тему «завоевания мирового господства мирными средствами». То есть средствами сугубо торговыми, а так же о способах защиты этой мирной торговли от потенциальных (и вполне уже реальных) ее противников — то есть от англичан и американцев. В принципе, шансы у южноамериканцев были: в Британии людей имелось меньше пятнадцати миллионов, в США белых людей было в районе десяти миллионов, а в трех «объединившихся» уже странах народу было хорошо если два миллиона. Но пока морские коммуникации оставляли желать лучшего и любое именно военное вторжение можно было все же отбить. А с помощью торговли и сторонников южноамериканцев можно было немало привлечь — но привлекать было крайне желательно и новых граждан, в основном из Европы. Так что в основном мы обсуждали пути привлечения на юг потенциальных переселенцев и способы, какими ту же Аргентину можно было сделать для них более привлекательной, чем США. Способов было много, но ни один из них не мог быть реализован достаточно быстро…

— Дон Дамасо, я все же полагаю, что особо спешить не следует. А следует прежде всего четко определить, кого мы привлекать не станем.

— Я с огромным удовольствием выслушаю рекомендации девы… ваши рекомендации.

— Ну что же, приступим. Нам нужны люди, для которых наши страны станут по-настоящему новой родиной. И совершенно не нужны те, кто не захочет или не сможет принять наши обычаи и традиции. Мы же не захотим сами издавать новый Альгамбрский эдикт…

— Вы, как всегда, правы, но что делать там, где мы наладим свою торговлю и укрепим наше влияние? Ведь там уже довольно много…

— Ничего не делать. Вообще ничего.

— Вы не могли бы более подробно изложить слова Девы? Я понимаю, вы всегда особо указываете на то, что слова эти нужно воспринимать душой, но моя душа, очевидно, еще недостаточно чиста.

— Я не помню, кто именно сказал, что мысль изреченная есть ложь. То есть любые слова люди понимают по-своему, и посему нужно каждое произнесенное слово многажды продумать. А со словами её — тут еще сложнее, ведь каждый ее и слышит по-своему. Но с вами все проще: в диалоге мы всегда можем придти к полному пониманию услышанного, так что без спешки и суеты начнем: прежде всего нам следует на честно заработанные деньги приобретать земли в полном следовании законам владеющих ими стран. И там, не нарушая никаких законов человеческих, но руководствуясь законами божьими, мы должны будем проделать следующее… то есть я говорю о том, что я услышал…

Обратное путешествие заняло даже меньше времени, чем дорога до Монтевидео: до Кариб мы на моторе прошли, топлива вообще не жалея, а дальше пусть уже поколениями мореходов был проторен: по Гольфстриму да с попутными почти всю дорогу ветрами (ну и с моторами, конечно) мы чуть ли не за неделю до Копенгагена добрались, в Виго не заходя. И я во второй раз вошел на яхте прямо в Неву. Вошел, провел по каналу, пришвартовал ее напротив посольства… и, когда я вышел на набережную, что-то мне подсказывало, что это было мое последнее морское путешествие с железякой. Нет, совсем я с железякой расставаться не собирался — но куда мне ее теперь нужно будет спрятать… Мысли у меня были — но вот насколько мне их получится воплотить, было совершенно непонятно…