У меня пистолет был калибром в десять миллиметров, для жены я перед отъездом в Уругвай изготовил игрушку поменьше, калибром в семь миллиметров (зато с обоймой на восемнадцать патронов) и научил ее стрелять: ну особо я все же доверял охране, которую Бенкендорф дал. Зря не доверял: если какие-то бандиты по дороге и попадались, то одного вида могучих охранников хватало, чтобы они тишком крылись с глаз долой. Но жене стрелять (хотя бы и по мишеням) почему-то сильно понравилось, она все прошлое лето стрельбой развлекалась — а теперь, когда беременность ей уже не могла помешать снова подобным образом развлекаться, она с радостью пошла со мной в «тир». То есть этот тир она для себя обустроить и приказала — и мы показали генералу Чернышёву, как выглядит мать неведомого Кузьмы, встретившего врагов любимого сына.
Правда самой Маше пострелять вволю не удалось, она лишь повалила и изрешетила выставленные специально «под ее пистолет» на расстоянии в двадцать пять метров мишени, да и то после того, как я «уничтожил» свои мишени, поставленные уже на пятьдесят шагов. Хорошие такие мишени: выструганные из липовых бревен чучела на манер урфинджюсовских дуболомов. Однако медные пульки даже на таком расстоянии подобные мишени просто валили на землю при попадании в любую ее часть. Кроме прибитых к бревнам «рук» и «ног» — их тяжелая пуля просто отрывала.
— Вот, Александр Иванович, а карабины, которые я пока только для личной охраны выделать успел, то же самое творят уже на пятьсот шагов, а за сто — коня на скаку остановят и за землю его повалят. А теперь представьте, что может сделать пушка калибром в вершок и стреляющая со скоростью такого пистолета снарядами в фунт с четвертью. То есть вы все равно себе представить такого не можете, потому что снаряд еще и взрывается, причем проделывая при этом в корпусе, скажем, вражеского судна дыру в два аршина. Ну а я просто такими снарядами стрелял прямо в крюйт-камеры британских кораблей…
— Да уж… впечатляет. А во что оружие подобное встанет?
— Сразу не отвечу, считать нужно. А вот патроны к пистолетам… один выстрел — две копейки серебром. К карабину подороже будет, уже копейки в три. Если желаете, можем сегодня после обеда посидеть, подсчитать все затраты — но лично я убежден в одном: с таким оружием и армия России нужна будет раза в два меньше, и любой враг повержен будет еще до того, как поймет, какую ошибку он совершил, на державу нашу пасть открыв.
— Да-да, конечно, посчитаем…
Чернышёв из Подольска уехал только через неделю, пообещав «своей властью» передать мне на строительство двух новых заводов два миллиона рублей из бюджета военного министерства. И отправив мне их войск Московского гарнизона две пехотных полка «на строительные нужды». Тоже неплохо, особенно учитывая, что все солдаты и офицеры остались на армейском довольствии, так что новые стройки мне вообще ничего не стоили. То есть сами здания ничего не стоили, а вот со станками для них было конечно, посложнее. Но опять же не так сложно, как казалось поначалу: пока солдаты копали и таскали, офицеры в подавляющем большинстве ринулись осваивать науки. Вероятно, им «старожилы» железнодорожного училища в деталях рассказали о перспективах, которые открываются перед грамотным офицером, знающим хотя бы азы инженерной науки. А в именно московском гарнизоне офицеры практически все были «из глухой провинции», мечтающие о том, чтобы как-то «выбиться в люди»…
И «выбиваться» она стали темпами воистину ударными: в середине августа неподалеку от Подольска заработал цементный завод, а в самом городе — фабрика по производству подсолнечного масла. В принципе, мне лично было все равно, какое масло там будет производиться — то есть изготовленному на «паровозном» оборудовании все равно было, поэтому и склады у фабрики были выстроены с расчетом на то, что мужики окрестные продадут фабрике почти весь жмых, остающийся после выжимки масла конопляного. Нынешними-то «технологиями» из конопли выживалось хорошо если процентов пятьдесят масла, так что было бы неплохо почти бесплатно получить еще тонн пятьсот ценного продукта. А пока урожай еще был не собран, то я тренировал рабочих фабрики на цельном конопляном семени, которое мужики с прошлого года для себя хранили: масло-то портится быстро, а вот конопляное семя не портится и в деревнях масло для себя делали «по потребности», сохраняя семя и на сев, и на масло, отжимаемой «не в сезон».
Ну что сказать, с маслом получилось очень неплохо, особенно с водяной очисткой неплохо. Настолько неплохо, что в уезда (и, по моему, в трех или четырех соседних) мужики вообще всю коноплю приводили в Подольск на фабрику, где им масло (причем очищенное) «выжимали» вообще бесплатно. Не потому что я вдруг стал альтруистом, а потому, что раньше эти мужики свежего нерафинированного масла получали один пуд из восьми пудов семени. А на фабрике им отдавали пуд масла за семь пудов конопли, причем «рафинированного» — но у меня-то их этой самой конопли меньше тридцати процентов масла и не выходило!
Правда, из семечек подсолнуха масла получалось уже половина от веса исходного сырья, да и качество его оказалось куда как лучше — но, откровенно говоря, Подмосковье — все же не лучшее место для этой культуры: урожай в шестнадцать центнеров с гектара меня точно не вдохновил. Но как «демонстратор технологии» — и Подмосковье сойдет, а если учитывать, что через Подольск дорога должна была пойти на Серпухов, а дальне на Орел и Курск, перспективы масличной фабрики выглядели довольно неплохо.
Гораздо хуже выглядели перспективы строительства телеграфных линий. Сначала Александр Христофорович сказал мне, что какой-то Шиллинг, но не британский, а совершенно русский, такой телеграф «уже давно предлагал», но никто этим изобретением не заинтересовался (хотя Николай изобретение и похвалил). Я решил сначала обидеться из-за того, что Александр Христофорович меня даже выслушать не захотел, затем поинтересовался, кто такой этот Шиллинг и почему его изобретение не понравилось…
Павел Львович оказался очень интересным товарищем: он придумал морские мины с электрическим взрывателем, шифр какой-то секретный — очень разносторонним оказался товарищ. И его получилось «пригласить в гости» только благодаря Николаю Павловичу, которому я соответствующее письмо отправил. По-моему, Павел Львович был не особо доволен тем, что его ко мне послали — но уже через неделю он вообще из Подольска уезжать не захотел!
Не захотел, потому что я показал ему геркон, и не один, а целую матрицу герконов. Которые последовательно переключались, перенаправляя каждый последующий сигнал в другую цепочку в зависимости от полярности поступившего сигнала — и преобразуя таким образом последовательный шестибитный код в букву. А буква печаталась на бумаге (после завершения дешифровки включался один из тридцати двух электромагнитов, дергавших за рычаг печатной машинки и одного, дергавшего (или не дергавшего) за рычаг переключения регистра. Правда, ему я показал сильно урезанную версию устройства, всего с пятью литерами (больше просто сделать не успел), но он оказался очень понятливым товарищем и занялся доработкой машины до полностью рабочего состояния. Потому что в его «телеграфе» нужно было использовать шесть проводов, а в предложенном мною варианте хватало двух…
Там на самом деле еще довольно многое нуждалось в доработке — и по «механике», и по «идеологии», но с его бешеным энтузиазмом, думаю, к Рождеству девайс будет не стыдно и царюб показать. Или хотя бы Александру Христиановичу. А так как Павел Львович не просто знал, как сделать «морской кабель», но и уже много лет производством таких кабелей занимался…
По поводу кабелей мы с ним тоже довольно много спорили, но все же достигли определенного согласия в выборе подходящего для междугородней связи. Шиллинг всем не был уверен в том, что казна раскошелится на «миллионы пудов свинца», но я ему заметил, что как раз это — вообще не его забота. И после недолгих препирательств мы (строго совместно) решили между столицами проложить вдоль железной дороги тридцативосьмипарник ТЗГ. То есть это я знал, что это будет именно ТЗГ с кордельно-бумажной изоляцией, а знал я это потому, что в Тихвине местные офицеры-химики все же разобрались с том, что я имел в виду, когда говорил про «сульфатный процесс получения целлюлозы из дров» и приступили в производству крафт-бумаги, как раз лучше всего для изготовления изоляции для таких кабелей и подходящей. Ну с бумагой-то было ясно, а вот для изготовления кабеля требовалось построить вообще новый завод. И по поводу свинца для оболочки такого длинного кабеля все оставалось как-то непонятно…