— Двадцать тысяч… по восемнадцати рублей… в день… — Бенкендорфа заклинило.

— Я же посчитал, в год получается сто тридцать миллионов. Неплохой приварок к державному бюджету, как вы считаете?

— Это… это… а как оттуда столько вывезти-то?

— А зачем, вы думаете, я тут с производством стали заморачиваюсь, дороги железные придумываю?

— Но ведь это очень далеко! И дорогу туда проложить — это же сколько времени потребуется!

— А вы очень спешите?

— Что? Я не… Нужно же немедленно об этом императору сообщить! Идемте быстрее! И лампу свою захватите! Хм… двадцать тысяч бочек… Ну что вы расселись? — А затем, глядя на мою улыбающуюся физиономия, он немного остыл и с сильным подозрением в голосе решил уточнить: — Вы это пошутить изволили?

— Разве что немного: я думаю, что при миллионных затратах и сто тысяч бочек в день добыть будет несложно, вот только на такое количество керосина мы нескоро покупателей найдем. Ну да ничего, постепенно и покупатели подтянутся…

— Александр Васильевич, мне ваши шутки кажутся все же…

— Да не шучу я. Александр свет Христофорович, не шучу! Вы уж меня за дурака набитого не держите, сами подумайте: я когда еще Николая просил Баку национализировать целиком?

— Что, извините, просили?

— Сделать неотторжимой собственностью Державы. Я уже тогда знал, какие деньги там в земле лежат, но пока не было у нас даже зачатков промышленности, способной помочь России те деньги поднять, я занимался промышленностью, а теперь время пришло копеечку-то поднять. Но вы лучше вот о чем подумайте: нефть — она ведь много где в земле водится, другие прознают, как из нее керосин получать — и доходы наши в десятки раз упадут. Так что вашему ведомству надлежит в первую очередь озаботиться тем, чтобы в Баку ни один иностранец не проник, да и людей туда на работу нужно брать… проверенных.

— Я… я понял, немедля этим и займусь. Только… Александр Васильевич, все же давайте к императору сначала пойдем. Думаю… знаю, что вы опять из своих средств добычу там поднять сможете, но ведь не дело, когда о державе Российской иностранец печется более, чем император. Да и деньги Россия на дело такое точно изыщет, надеюсь, что Егор Францевич под него и мать родную барышникам заложить без раздумий готов будет. Ну давайте все же навестим императора, а?

Николай оказался менее эмоциональным товарищем, и вдобавок гораздо более прагматичным:

— А вы, граф, говорите, что нефть сия во многих землях имеется, так не выйдет ли, что иноземцы ее тоже добывать во множестве станут и доходы наши до размеров ничтожных сведут?

— Ваше величество, пока у иноземцев нет должных технологий, чтобы нефть с выгодой большой получать, однако вы правы: немного лет пройдет — и они, если выгоду в том увидят, сами все придумают. Просто потому, что при верной постановке дела цена керосина за пару лет сведется к гривеннику, но не за пуд даже, а за фунт. А так как дело в Баку поставить быстро не выйдет, года три на построение всего нужного потратить нам придется, я хочу предложить простой способ показать им, что керосин мы им продавать будем хотя и с выгодой, но весьма скромной. И сделать так, чтобы любой иноземец своими глазами все процессы увидеть мог, машины руками пощупать… и решить, что выгоды в том большой нет.

— Это как?

— Тут неподалеку, возле Нарвы, в земле есть камень горючий, сланец. Надо очень быстро, еще до конца лета, заложить там шахту, завод выстроить, на котором керосин из камня этого выделывать будут.

— До конца лета завод?

— Ну, фундаменты до конца лета поставить нетрудно, а за зиму и все остальное поднять можно и летом следующим его запустить. Что же до шахты — там неглубоко совсем, ее к октябрю и в работу пустить можно успеть. Зимой вполне камень горючий в Петербург и на санях возить можно, а заводик опытный, где до пару пудов керосина в день их камня выделывать можно будет, я на Васильевском острове до зимы поставлю. Нам несложно все… кое-что потребное на Ижорском заводе мне вообще за пару недель изготовят, а прочее все — строителей-то в городе ой как немало.

— Из камня керосин?

— Ну, почти керосин, в лампе он гореть будет отлично. И по цене получится, если затраты на перевозку из Нарвы не считать, копеек в шесть-семь за фунт. Поэтому продавать его по гривеннику за фунт будет не в убыток, но и барыш любому купцу иноземному великим на покажется.

— Вот умеешь ты, граф, уговаривать! А во что заводик твой выйдет?

— Так сразу и не сказать, но, думаю, если не выпендриваться, то тысяч в двадцать, может в тридцать обойдется. А во что шахта встанет и большой уже завод — это я и посчитать не могу, поскольку никогда строками такими не занимался… здесь, в России.

— Давай тогда, граф, так договоримся: я тебе на постройку завода на остове Васильевском тотчас же даю пятьдесят тысяч серебром и отчета за потраченное спрашивать не стану. Шахту, где скажешь, я людей строить пошлю, пусть горные курсанты на живом примере опыта в работах инженерных набираются. Вот только об одном спросить хочу: а ты снова в свою Аргентину не убудешь? То есть без тебя-то люди дело сделать смогут, как ты тут обещаешь?

— Я, ваше величество, в ближайшие годы вообще никуда отъезжать из России не думаю, тут, сами видите, дел столько, что и за пять лет не переделать.

— И дела сии ты же и придумываешь. Мне давно уже интересно, откуда ты про недра наши столько знаешь? Александр Христианович сказал, что про нефть ты всё замыслил еще два года тому как, а ведь тогда ты в России и пары месяцев не пробыл…

— Я, ваше величество, знаю о недрах российских куда как больше, чем уже рассказал. И не только российских, мне известны богатства недр величайшие всего мира. Но рассказывать о них мне не велено, пока не станут они доступными для людей… пока не будут выстроены дороги к ним, машины для из добычи и прочее все, нужное, чтобы богатства сии людям на пользу добыты были. Так что, будучи русским по крови, желаю я, чтобы именно в России они пользу людям давали как можно быстрее — просто люди в большинстве своем пока сами сего не желают. Вот и приходится людей пинками к счастью загонять…

— А вы, граф, расскажите нам об этих богатствах, а уж мы пути к ним постараемся…

— Нет. Если о них раньше срока известно будет, до поднимать богатства эти будут уже иноземцы, а Россия от них защититься не сможет. И вообще, пока в России не будет миллионов ста жителей, трудно гарантировать, что страна за себя уверенно постоять окажется способна.

— Это Она вам так сказала? — осторожно спросил Александр Христофорович.

— И вам, Александр Христофорович, я рассказывать многое не стану. Ибо мысль изреченная есть ложь, а судить нужно не по словам, а по делам. Ну, примерно так…

— По делам… — задумчиво произнес Николай, — но, я вижу, завершения дел, предлагаемых вами, нам уж увидеть не доведется. Сто миллионов людей в державе, это же сколько лет еще пройти должно?

— Есть мнение, и не только мое, — не удержался я, — что увидеть такое вам весьма несложно будет. Нынче бабы-то за двадцать лет рожают детей по дюжине…

— И что? Вырастает-то сколько? Двое, редко трое…

— Ну давайте считать: если выживет из дюжины детей десяток, то… у нас… у вас в России людей полста миллионов, половина из низ — бабы. Половина этих баб фертильного возраста…

— Какого?

— Ну, рожать способны. И рожают. Так через двадцать лет уже держава прирастет… сто двадцать пять миллионов человек будет в возрасте до двадцати лет!

— А вы может знаете, как младенцев от смерти уберечь?

— Что-то мне подсказывает, что знаю. Не уверен, конечно, что десять из дюжины сохранить в живых получится, но если не попробовать, то и не узнаю наверное никогда.

— Ну, попробуйте. — Николай ненадолго задумался, а затем продолжил: — тут неподалеку, верстах в тридцати, деревенька имеется казенная, ведомства Санкт-Петербургской крепости. Душ нам, правда, всего с полста… по одной на миллион всех русских людей. Там младенцев, по рапорту крепостной комендатуры, в год не менее десятка рождается, сможете из них до лета следующего потерять не более двух-трех? Из затрат на сие в пределах рублей пяти на душу.